Она не успела договорить, так как к нам шагнула Ольга, пряча телефон в сумочку.
– Сейчас дядя Толик приедет. Они попали в пробку. Это настоящее испытание для нашего города. А ты опять полезла с расспросами к чужому человеку? – Меня она в упор не замечала, я был для нее всего лишь живой рекламой.
– У них есть путевки и в пятизвездочные отели, – сообщила Алла, – а ты все время говоришь, что это только для мидл-класса.
– Не нужно повторять мои слова. Сейчас можно заказать любой отель через Интернет, – напомнила мать, – поэтому им приходится нанимать разных бомжей и опустившихся типов, чтобы они ходили по городу с такими плакатами. – Она внезапно вспомнила про меня и, взглянув в мою сторону, быстро добавила: – Но это тоже вполне достойный способ заработка.
– Да, – кивнул я, – очень достойный. И не всегда у нас работают бомжи.
Ольга вздрогнула. Кажется, она узнала мой голос. Напрасно я не сдержался, если бы она не сказала про бомжей, я бы промолчал. Откуда ей знать, что у нас при приеме на работу требуют паспорт с московской пропиской, и никакому бомжу не доверят такую ценную картонку. Может, поэтому я так глупо не сдержался. Нужно было сразу отойти, но мне так хотелось побыть лишнюю минуту рядом с дочерью. Ольга посмотрела на меня и отвернулась. Затем снова посмотрела, уже более внимательно.
– Алла, – неестественно высоким голосом заговорила она, – давай пройдем немного дальше. Наверное, дядя Толик подъедет к другому дому. – И, взяв дочь за руку, почти насильно потянула за собой.
Они отошли от меня, а я остался стоять в своем дурацком прикиде. Алла молча оглянулась, а Ольга, отпустив ее руку, снова пошла в мою сторону и остановилась передо мной. Я был в бейсболке и в темных очках, но скрыть рост, фигуру, голос просто невозможно.
– Это ты? – спросила она. – Неужели это ты?
– Да, – ответил я, снимая очки. – А разве ты меня сразу не узнала?
– Не говори глупостей! Как я могла тебя узнать в таком виде? Как вообще ты мог устроиться на такую работу? Это занятие для самых опустившихся людей, у которых уже нет никаких стимулов в жизни.
– Может, у меня тоже нет никаких стимулов в жизни, – пробормотал я своей бывшей супруге.
– Что с тобой происходит, Некрасов? Мне говорили, что ты стал большим человеком, заместителем генерального директора крупной компании, переехал в новую квартиру… Значит, все это неправда? Ты упал на самое дно, ходишь с этой рекламой на груди…
– Нормальная работа. На свежем воздухе.
– Что ты несешь, – поморщилась она, – какая работа? Это ты называешь работой? Некрасов, одумайся! И тебе не стыдно? Хорошо, что Алла нас не слышит. Какой позор!
– Я могу позвать ее и представиться.
– Не смей, – вспыхнула она, – не смей ломать ей жизнь! Ты и так сломал мою, дебил проклятый! Как был казанской сиротой, так им и остался. Не смей даже приближаться к ней, ты меня слышишь?
– Не кричи, – попросил я, – на нас люди смотрят.
– Это на тебя, шута горохового, смотрят люди, – зло прошептала она. Столько лет прошло, а она по-прежнему меня ненавидела.
– Где она сейчас учится? – Мне так хотелось узнать о своей дочери немного больше.
– Тебя это не касается, – прошипела Ольга, – и запомни, что ты ей не отец и никогда им не был. У нее уже есть другой отец, которого она любит и уважает.
– Дядя Толик?
– Откуда ты знаешь? Впрочем, это неважно. Это не твое дело. И вообще оставь нас в покое и никогда не появляйся в нашей жизни. – Она вся дрожала от возмущения, и ее лицо начало покрываться красными пятнами.
К нам подъезжал роскошный «Мерседес», за рулем которого сидел молодой парень лет двадцати пяти, явно не дядя Толик. А вот на заднем сиденье вальяжно откинулся на спинку солидный мужчина моего возраста, с большим брюшком и отвисшими щеками. Он помахал Алле рукой, и она поспешила к автомобилю. Очевидно, это и был дядя Толик, которого они ждали. Ольга напоследок еще раз посмотрела на меня и приказным тоном произнесла:
– Никогда не напоминай о себе Алле и не забывай, что она внучка академика, а ты плебей…
– Он был член-корреспондентом, – машинально напомнил я.
– Кретин! – Она отошла от меня, а я снова надел очки и повернулся к ней спиной.
Ольга уехала с этим толстым «папиком» в большом шестисотом «Мерседесе». Но самое обидное, что она уехала с моей дочерью, которая так и не узнала, с кем именно разговаривала. С одной стороны, конечно, ужасно обидно. А с другой – может, и хорошо, что не узнала. Зачем ей нужно знать, что ее отец ходит по городу живой рекламой «горящих туристических путевок»? Наверное, ей было бы очень стыдно за меня. Или же, наоборот, было бы все равно. Ведь она видела меня в далеком детстве, может, даже не помнила меня, ведь все эти годы мы так и не общались. Наверное, в этом была и доля моей вины.
Я стоял с этими картонками, смотрел вслед уходящему «Мерседесу», и мне казалось, что жизнь закончилась. Остается прийти домой, лечь и умереть. А так как умереть спокойно я все равно не смогу, значит, нужно будет себе помочь. Например, открыть газ или сделать петлю. Какие дурацкие мысли лезут в голову! А Игорь, которого я усыновил? Он уже потерял семь лет назад свою мать, а теперь потеряет еще и меня… Нет, так нельзя, у меня нет никакого морального права так поступать. Я ведь дал слово Варваре. Пусть он вырастет, встанет на ноги, окончит институт, а потом мы уже посмотрим, что делать дальше. Нет, я не уйду из этой жизни просто так. Пусть все оставшиеся годы прохожу с этой картонкой, но буду зарабатывать деньги для своего сына.
На следующий день я поехал устраиваться на молокозавод подсобным рабочим, там платили немного больше. Еще через месяц устроился ночным сторожем. А потом меня взяли с испытательным сроком в только что созданную страховую компанию, которая была частью большой инвестиционной компании «ТОР», и я наконец получил работу в офисе.