Повествование неудачника - Страница 13

Глава 5

Вы помните, как все началось? В мае восемьдесят девятого, когда открылся первый съезд народных депутатов. Вся страна не работала, а смотрела это дурацкое шоу с участием первых лиц государства. Там были и свои «солисты». Горбачев, Лукьянов, Нишанов с его смешным русским – с одной стороны, и Сахаров, Ельцин, Собчак – с другой. Этот театр был самым занимательным зрелищем эпохи распада нашей прежней страны. Именно с него и начался обший разброд и бардак. Ну, разве будут уважать первого человека в государстве, если на весь мир показывают, как с ним спорят, третируют его, оскорбляют, обвиняют, издеваются, смеются, забавляются, унижают. Конечно, Горбачев сам породил эту ситуацию. Но когда понял, что происходит, было уже поздно. Джинн вырвался из бутылки, и загнать его обратно не было никакой возможности. Это ведь были, в большинстве своем, люди с рабской психологией, считавшие, что вождь всегда прав. Сталин тридцать лет бил народ мордой об стол, чтобы научить уважать вождей. Потом дурака Хрущева десять лет боялись снять – все еще сохранялся пиетет перед первым лицом. Ну а потом умирающие друг за другом старики докончили и культ вождя, и нашу страну. Три смерти за три года – это был явный перебор для такой большой страны. Затем появился Горбачев и «разрешил лаять». Вот на него и накинулись всей стаей, каждый упражнялся в остроумии.

Ельцин и его сотоварищи методично били по государству и партии, им помогали прибалтийские и грузинские депутаты. Становилось понятно, что мы обречены. Эта общая говорильня постепенно всем просто надоела. Народных депутатов справедливо считали не очень серьезными людьми, обычными демагогами, авантюристами, аферистами и болтунами. В общем, больше половины из них действительно были популистами и аферистами, но об этом многие узнавали гораздо позже.

У нас на заводе тоже проходили митинги в защиту Ельцина и его единомышленников. Я старался держаться подальше от этой многоголосой толпы, стараясь не влезать в политику.

Уже в девяностом у нас снова начались митинги и забастовки. Разыгралась инфляция, и на наши нищенские зарплаты уже невозможно было существовать. И тут я встретил Ольгу. Мне было уже под тридцать, ей двадцать три. Почти идеальное соотношение – мужчина старше своей подруги на семь лет. Мы встретились у знакомых, куда меня пригласила моя прежняя подружка Варвара. Я сразу обратил внимание на Ольгу. Тихая, скромная, спокойная, она сидела в углу на диване и листала альбом по изобразительному искусству. Одухотворенное лицо, светлые волосы, внимательный взгляд, очки. Значит, еще и интеллигентная девушка, подумал я, увидев, как она просматривает книгу. Немного позже выяснилось, что Ольга действительно искусствовед и занимается художниками эпохи Возрождения. Вот такой винегрет. Мне она сразу приглянулась, слишком уж отличалась от моих прежних подружек, заводских девочек, охотно хохочущих над сальными шутками парней.

Я был молодым, наглым и самоуверенным, но чем-то, очевидно, тоже ей приглянулся. А может, впервые соприкоснулась с другим миром и я ее удивил. Уже через неделю мы начали встречаться. Должен сказать, что, к моему огромному изумлению, мне никак не удавалось затащить ее к себе домой. Все мои уговоры пресекались решительно и категорично. Я даже немного нервничал, ведь раньше такого почти никогда не было. Как правило, мои знакомые девушки и молодые женщины соглашались выпить кофе у меня дома, а остальное – уже дело техники. Но Ольга отказывалась даже обсуждать эту тему.

Однако мне нравились ее спокойная уверенность, ее выдержка, ее интеллигентность, ее энциклопедические знания. К тому же выяснилось, что она дочь известного профессора медицины, а ее мать работает доцентом Московской консерватории. В общем, Ольга Семернина казалась мне очень приличной партией. Позже я узнал, что мать хотела выдать ее за какого-то молодого скрипача-еврея, который делал фантастическую карьеру и обещал вырасти в новую звезду мирового уровня. Но Ольге этот заумный очкарик не глянулся, и она почему-то выбрала меня. Может, ей понравились мой напор, моя молодость, мое очевидное нахальство? Думаю, еще ее привлекала моя непохожесть на тех молодых хлюпиков, которые появлялись у них дома. Это были в основном студенты ее матери, будущие пианисты и скрипачи, или ее однокурсники – будущие искусствоведы и театроведы. Я потом ближе познакомился с этой светской тусовкой. Наркоманы, гомосексуалисты, извращенцы – на любой вкус. Такое ощущение, что искусством и музыкой должны заниматься только сексуально неполноценные люди. На их фоне я выглядел секс-гигантом и настоящим мужчиной, чем, видимо, и привлекал Ольгу больше остальных.

Меня поддержал и ее отец, профессор Николай Павлович Семернин, который относился ко мне очень доброжелательно. Ему нравился и мой армейский опыт в Таджикистане, и мое трудное становление в Москве, и даже моя работа на прославленном заводе. В отличие от своей жены, твердо уверенной, что такой плебей, как я, не может быть мужем ее дочери, он как раз относился ко мне с уважением и полагал, что его взрослая дочь имеет право на самостоятельный выбор. Все было хорошо, пока мама Ольги не увидела мой паспорт и не узнала про мой первый брак. Она сразу заявила, что первый брак у меня был настоящим и я бросил свою первую жену. А вот Николай Павлович мне поверил, когда я рассказал ему, что был вынужден заключить фиктивный брак для получения московской прописки. Он громко хохотал, когда я рассказывал подробности.

Но моя будущая теща была неумолима. Она все время намекала, что я жил с этой теткой, называвшейся моей первой женой. Я рассказывал о разнице в возрасте, о ее помятом лице, о ее профессиональных услугах «жены», у которой я был шестым «мужем», показывал паспорт с пропиской и датой «женитьбы», но все было безрезультатно. Будущая теща не хотела мне верить.